Dmitri Kourliandski – Sverliytsy. Overture (Beginning)

Сверлийцы, на самом деле, моя третья опера – после Носферату и Астероида 62. Причем этот путь – от Носферату к Сверлийцам – последовательный и методичный. После предельного интровертного опыта Носферату, который является продолжением моего путешествия внутрь себя, анализом, суммирующим и радикализирующим идеи, накопленные за последние десять лет, мне потребовалась психологическая разрядка – Астероид 62 – лирическая опера, действующая на территории, не раскрытой в Носферату – в чем-то наивная (если возможна сознательная наивность), в чем-то даже безответственная, порывающая со всеми принципами и установками, разработанными в Носферату. Астероид и Носферату как вдох и выдох – и не принципиально, что есть одно, а что – другое, они одновременно являются и тем и другим, обуславливают друг друга и очерчивают поле моих композиторских и, как следствие, жизненных интересов. Иначе говоря, Носферату и Астероид – это я и я. Однако между вдохом и выдохом, между мной и мной существует межпространство, отделяющее одно от другого и при этом являющее собой нечто третье, таинственная комма – разница между одним и тем же…

Именно этой разницей и является моя третья опера – Сверлийцы. Не удивительно, что она увидела свет первой (премьера первой версии состоялась в 2012 году). Уже в этом факте просматривается нечто мистическое. Это машина времени, которая не переносит во времени, а отменяет его. Я не совсем уверен, что ее можно называть оперой, скорее, формально, это оратория. Однако история помнит примеры опер-ораторий (в частности, Царь Эдип Стравинского). Для тех, кто знает мою работу, Сверлийцы окажутся большой неожиданностью. Эта опера лежит в стороне от магистральной линии моих творческих поисков. Я сам не вполне понимаю, как относиться к этой работе – и как она относится ко мне. Но именно эта дистанция – комма – меня привлекает, именно она является материалом и скрытым действующим лицом оперы. Важным ключом к восприятию Сверлийцев должно быть понимание, что эта опера является стилизацией. Но особенность ее в том, что это стилизация под несуществующий стиль, реконструкция несуществующего языка…

Дмитрий Курляндский

Swerlians is actually my third opera, after Nosferatu and Asteroid 62. The trip from Nosferatu to Swerlians is consequent and methodic. After the utmost introvert Nosferatu experience which is the continuation of my journey inside me, the analysis, summarizing and radicalizing my ideas of the past ten years, I felt the need of a psychological détente – Asteroid 62 – a lyric opera, acting on the territory which was not used in Nosferatu. Sometimes naïve (if a conscious naiveté is possible), sometimes even recklessly breaking the principles and statements developed in Nosferatu. Asteroid and Nosferatu are as a breath in and breath out, no matter what is what. They’re both simultaneously one and the other. They condition each other and delineate the sphere of my compositional and life interests. In other words, Nosferatu and Asteroid are me and myself. However, between inhalation and exhalation, between me and myself there is an interspace separating one another and constituting the third. Secret comma, the difference between the same…

This very difference is my third opera, Swerlians. Not surprisingly it is staged first. The fact itself is already mystic. It is a time machine which doesn’t transfer in time but just annulates it. I’m not quite sure “opera” is the right term, it is rather an oratory. However the musical history knows examples of operas-oratories (Stravinski’s “Oedipus rex”). For those who know my work, Swerlians will be a surprise. This opera lies aside of my general artistic research. I’m not sure myself how to refer this work – and how it refers me. But exactly this distance – comma – attracts me, it creates the material and the hidden protagonist of the opera. An important key to the perception of the opera should be an understanding that the opera is a stylization. But the specific is that it is a stylization of a non-existent style. A reconstruction of non-existent language.

Dmitri Kourliandski